«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

Особо волновали солдат вопросы социальной справедливости: «Требуем уравнения пайка офицерского с солдатским. Требуем ограничения до минимума платы командному составу и полной отмены всяких причитающихся им «за командование». «Требуем немедленно убрать дам офицеров из действующей армии, через таковых может получиться общий разврат». «Полкового священника за утерю креста и евангелия требуем лишить протоиерейского сана»[1654].

В октябре-ноябре солдатские комитеты переходят к радикальным требованиям и действиям, в их решениях отражаются настроения солдатских масс после неудачного наступления летом 1917 г., а также резонанс на происходящие в стране революционные изменения.

«Предать суду ген. Корнилова за его измену и предательство не только Риги, но и всей многострадальной России <…> Опубликовать военный договор <…> ибо мы не знаем, за что мы воюем <…> Требовать немедленную передачу власти Совету Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов <…> Требовать немедленного ареста и предания беспощадному народному суду всех контрреволюционеров и предателей родины, засевших в ставке, кующих подлый заговор против Революции и сеющих смуту среди солдат <…> Да здравствует власть пролетариата!»[1655].

На страницах солдатских газет ярко отражается процесс уничтожения сложившейся иерархии в армии, девальвация понятий «воинская присяга», «воинская дисциплина», «обязательное исполнение приказов командиров» и других состоявшихся устоев жизни любой армии в военное время, в состоянии активных боевых действий. В новых реалиях сложно было разобраться не только нижним чинам, но и офицерам, значительная часть которых весьма болезненно воспринимала такие изменения.

Показательна в этом ряду Резолюция Трубачевского взвода 20-го Драгунского Финляндского полка от 17 ноября 2017 г. (стилистика документа сохранена полностью): «Все документы и приказы командира полка гражданина Гагарина, которому известно о Декрете (об уничтожении всех прав сословий) и продолжающему подписываться «князь Гагарин» /что служит явным документом гр. Гагарина, не признанием народного правительства крестьян, рабочих и солдат/ заявляем: все приказы и документы впредь подписанные князь Гагарин для нас недействительны. Шлем горячий привет Совету народных комиссаров честные руки которого ведут корабль народной республики смело и прямо через многочисленные рифы и пороги контрреволюций в тихую лазурную гавань социализма»[1656].

Офицеры в большинстве своем понимали, что в сложившейся ситуации какие-либо серьезные реформы в армии проводить недопустимо, и падение дисциплины воспринимали как катастрофу: «Доведем сначала войну до победного конца, спасем от погибели родину, а потом, в мирной обстановке, займемся остальными делами» [1657].

Дж. Санборн приводит данные о результатах опроса среди офицеров 8-й армии в начале марта 1917 г.: только 6 % офицеров поддержали введение новых отношений между солдатами и офицерами, только 7 % полагали, что офицеры должны заниматься политикой[1658].

Командиры пытаются «держать» ситуацию, однако ограничиваются констатацией фактов, фиксацией вопиющих в условиях военного времени действий. «Воцарившийся в головах и в речах хаос из обрывков революционных фраз, символов, клятв, обвинений и деклараций, а также немыслимые ранее «степени свободы» в отношении элементарных правил поведения на фронте и в боевой обстановке полностью дезориентировала не только солдатскую массу, но и офицеров военного времени и даже некоторых кадровых унтер-офицеров»[1659].

Для солдатской массы отныне не было авторитетов не только среди «своих» командиров, но и более высокого начальства. Так, 21 июня 1917 г. в действующую армию прибыл военный и морской министр Временного правительства А.Ф. Керенский, который в том числе, беседовал с делегациями частей, участвовавших в июньском наступлении. Солдаты отнеслись к его речам недружелюбно: «А.Ф. Керенского оплевали в гвар(дейском) гренадерском полку (полк от всего отказывается <…> попробовал уговаривать); а в 6(-й) Финл(яндской) дивизии вступили с ним в пререкания, грубо и нагло…»[1660].

В архивных документах нашли отражение факты «оскорбления действиями» офицеров, говорящие о «глубоком и полном разложении дисциплины, выразившихся в неорганизованных, преступных по существу и по форме выступлениям против лиц командного состава». Так, 23 мая 1917 г. «командир 3-го батальона подполковник Зубков <…> старался разъяснить солдатам сущность полученных распоряжений (о порядке ведения занятий). Не дослушав объяснений <…>, стрелок 12-й роты Федор Сазовенко схватил <…> офицера за руку и нанес несколько ударов кулаком, в присутствии подчиненных в местности на военном положении, начальнику при исполнении, и по поводу исполнения им служебного поручения и своих обязанностей. Полк находится в корпусном резерве и должен быть готов во всякую минуту к выступлению в бой» [1661].

Реакция командования на подобные вопиющие факты свидетельствует о растерянности и полном отсутствии ориентиров в стремительно изменяющейся политической обстановке. Так, командир 2 Сибирского корпуса, отмечая случаи нарушения дисциплины, по сути преступлений (содержание солдатами под стражей командира полка, избиение командиров), призывает офицеров: «Сплотитесь же, идите к солдатам, говорите, читайте с ними и толкуйте, только при этом условии обеспечим нашу свободу и благо Родины. Приказываю начальникам дивизий, командирам бригад и полков принять меры к укреплению и поднятию престижа офицера и обеспечения его насущных интересов. Совершенно прав генерал Деникин: офицерам плюнули в душу, а теперь терроризируют их и в этом единственно успех анархии»[1662].

Поиск выхода из сложившейся ситуации, определение новых форм работы с солдатскими массами не приводил к каким-либо серьезным результатам: «Товарищи офицеры, ваша инертность, неподготовленность в политическом отношении, отчуждение от солдат – истинная причина всей разрухи, в вашей среде есть отдельные лица, которые разделяют проповедь Ленина, вопросы карьеризма и старания спихнуть товарища, а самому засесть на его место, играют не последнюю роль у некоторых господ. Сумма же этой закулисной работы подтачивает офицерский корпус в целом, ведет к разъединению, упадку авторитета, влияния на среду, а, следовательно, к анархии» [1663].

На фронте офицеры остро реагировали на стремительные изменения политической ситуации в тылу, нередко воспринимали эпизоды борьбы за власть как измену. Так, приглашение министра Временного Правительства В.М. Чернова присутствовать на заседании Петроградского Совета австрийского военнопленного Отто Бауэра в армии оценили как предательство интересов России. «Ни предательство выступающих на улицах столицы, ни застенки кронштадских тюрем, ни те унижения, которые падают на офицеров, стоящих на линии огня от Балтийского до Черного моря – не способны убить в них чувство собственного достоинства и истинного патриотизма. Мы, с гордо поднятой головой шедшие на сталь немецких штыков 18 июня – не опустим голову ни перед чем, и всегда сумеем назвать предателей их настоящими именами <…> В ужасе от всего, происходящего на наших глазах, мы просим довести до сведения главного комитета Союза офицеров о нашей полной готовности поддержать его во всех выступлениях от имени офицерства против того издевательства на человечеством,